Вероучение ниспослано Аллахом через пророка Мухаммада, а творцом культуры на Земле является человек, созидательная деятельность которого направляется Знанием. Вера и Знание различаются в соотнесенности со Временем и сопряженными с ним переменами. Отчужденность культуры и религии, а тем более их жесткое противостояние для общества губительны. В статье говорится о возможностях плодотворного взаимодействия Веры и Знания, благодаря присущему мусульманам «представлению о жизни как о континуальном движении во времени», усвоенном ими от своего Пророка, который «мыслил категориями жизни и движения, направленного на создание новых форм поведения человечества» (М. Икбал), а также творческое использование иджтихада.

Выражение «арабский разум» достаточно многопланово, оно ставит одновременно разные проблемы — проблему разума как такового и его связи с арабским языком, арабской культурой. Разобраться в сложности задачи, хотя бы отчасти, позволяет погружение в разные пласты культуры — в религию ислама, его теологию, в науку о праве, философию, поэзию, фольклор. Историко-культурный взгляд на «разум» даёт возможность оттенить его эпистемологические грани, его неоднозначность и даже множественность, свидетельствующую о богатстве и многогранности привычного понятия «разум». Рассмотрение «разума» в тесной связи с изменениями, происходившими в культуре арабов и народов, вошедших в состав Халифата, позволяет увидеть также сохранившуюся связь с его доисламским мировидением, пережитки в нем «джахилийного» сознания и возникновение новых форм восприятия, осмысления мира, таких как «наука о вере», логика, философия, науки о природе и обществе.

Имя египетского суфия Зу-н-Нун ал-Мисри известно каждому, кто интересовался исламским мистицизмом. Один из самых ранних аскетов и мистиков ислама весьма популярен среди более поздних суфиев. Его изречения часто цитируются мистиками, и ему даже приписывается учение о состояниях (ахваль) и стоянках (макамат) мистического пути (тарик) к Богу. Российскому читателю представляется первый перевод на русский язык фрагментов его мистического толкования на некоторые аяты второй суры Корана «Корова». Толкование Зу-н-Нун ал-Мисри, по задумке составителя арабского издания, сопровождено фрагментами толкования на те же аяты, составленные другими выдающимися мистиками. Мы решили эту же структуру воспроизвести без изменения и в русском переводе.

В статье рассматривается проблема определения первоначала в философии Нāсира Хусрава, исмаилитского мыслителя XI в. Очевидный, казалось бы, ответ «первоначало — это Бог» становится невозможным в исмаилизме в силу абсолютного отделения единого трансцендентного непостижимого Бога от мира, явленного в умопостигаемом и чувственноощущаемом многообразии. В статье рассмотрены истоки проблемы отношения единого первоначала и множественного мира, дан краткий обзор вариантов решений этого вопроса различными течениями арабо-мусульманской философии. В рамках исмаилизма были предложены две схемы процесса творения мироздания, одну из которых активно разрабатывал Нāсир Хусрав. Согласно взглядам исмаилитского философа, основой всего сущего выступает повеление Бога: оно обладает абсолютным бытием и потенциально содержит в себе все сущее. Следствием слова Бога является Всеобщий Разум, который наделен необходимым бытием и обладает знанием обо всем возможно-сущем. Всеобщая Душа, которая появляется из Всеобщего Разума, обладает способностью творить и благодаря этому материализует знание Всеобщего Разума в многообразии подлунного мира. Итак, что можно назвать первоначалом? Бог, по сути, выведен из поля рассуждений, Он лишь говорит своё слово. Слово Бога — причина всего сущего, но отнюдь не оно дает бытие миру. Мир сотворен Всеобщей Душой, она — его творец и создатель, но сама Всеобщая Душа — создание Всеобщего Разума, следствия слова Бога. В учении о бытии Нāсира Хусрава нельзя выделить некое единое первоначало, его функции распределены между словом Бога, его неотделимым следствием Всеобщим Разумом и производной от Разума Всеобщей Душой.

Данная статья посвящена анализу методологии одной из наиболее видных представительниц исламского феминизма — Амины Вадуд. Автором подчеркивается тесная связь между социальным статусом толкователя, его личным опытом и герменевтическим подходом, который тот разрабатывал. Выделяются основные компоненты герменевтического проекта Амины Вадуд. Обосновывается необходимость сочетания интратекстуального и исторического подходов для адекватной реконструкции «коранического этоса». В статье показывается, что условием возможности феминистской экзегезы является преодоление трактовки Корана в качестве «замкнутого» текста и утверждение его в качестве целостного дискурса, «размыкаемого» логикой читательских вопросов. Выявляется зависимость экзегезы Амины Вадуд от концептуального каркаса проекта Фазлура Рахмана: от идеи контекстуального иджтихада, теории «двойного сдвига» и холистического метода интерпретации. Автор выделяет две ключевые предпосылки коранической экзегезы американской феминистки, а именно: представление о Боге как о «Том, Кто не притесняет» и о человеке как о «наместнике» Бога. В заключение автор обращает внимание на главный мотив феминистской критики традиционных тафсиров — стремление деконструировать «патриархат» как скрытую систему идолопоклонства и «маскулинизации» Бога.

Звуковой символизм является одним из важнейших средств художественной изобразительности и риторических приемов в Коране. На материале слов, образованных от четырехбуквенных корней и относящихся к чрезвычайно архаическому слою лексики арабского языка, в статье рассматриваются идеофоны (слова, выражающие какую-либо идею или передающие определенное впечатление посредством своего звучания) в языке Корана. Также в статье приводится описание их морфологического строения и этимологии. Семантический анализ и классификация идеофонов показывают, что большинство используемых в Коране лексем, образованных от четырехсогласных корней, описывает характеристики движения, звуковые и зрительные ощущения. Состав и богатство звукосимволической лексики в языке Корана отражает нерасчлененную, целостную картину мира, в рамках которой человек не противопоставлял себя окружающей среде и другим живым существам, а ощущал себя единым целым с ними. Звуки и явления окружающего мира воспринимались им как олицетворение потусторонних сил и сверхъестественных существ, что определяло сакральный характер описывающей эти явления лексики, ее особую риторическую убедительность и эмоциональное воздействие на слушателей коранического текста. Более того, сопоставление с аналогичными представлениями в рамках других культур позволяет предположить большое значение звукосимволической лексики для формирования перформативной функции коранического текста, который воспринимался как обладающий особой силой воздействия на окружающий мир.

Статья представляет собой первую часть исследования вопроса о фактологической обоснованности доминирующего в традиционной политической теологии учения о джизйе как о дани с иноверцев, учрежденной ещё пророком Мухаммадом. Оспаривание аутентичности преданий, лежащих в основе этого учения, автор начинает с обсуждения главного парадигматического прецедента — договора Пророка с христианами города Наджран. Настоящая часть посвящена анализу релевантных преданий в свете классической формально-хадисоведческой методологии, акцентирующей внимание на степени надежности иснада (цепочки передатчиков); содержание же данных преданий составит предмет последующей части. Исследование ведётся в русле реформаторско-модернистского дискурса, ориентирующегося на раскрытие подлинно гуманистического духа пророческого ислама, пацифистско-плюралистической установки коранического послания.

В статье рассматривается положение христиан в Османской империи XVIII в. в свете правового плюрализма. Цель исследования — проанализировать степень интеграции христианского населения Софии в османскую правовую систему и проследить причины обращения христиан в шариатские суды. Правовая система Османской империи опиралась как на исламское право (законы шариата), так и на светское право. Гибкость правовой системы позволяла применять общие принципы османского права к многообразию местных правовых казусов и смягчать социальную напряженность. Правовое положение христиан Империи было определено рамками системы миллетов, предусматривавшей, в том числе, юридическую автономию традиционных религиозных структур. В восприятии османских властей неким аналогом кадия в христианских общинах был приходской священник, являвшийся главой общины и представителем ее интересов перед лицом местных властей. Православные подданные Империи имели возможность обращаться за правосудием в три различных инстанции: епархиальный суд, общинный суд и кадийский суд, решавший вопросы в соответствии с кануном и шариатом. Анализ документов кадийских судов показывает, что обращения немусульман в османские кадийские суды, вопреки распространенному мнению, были достаточно частыми. Специфика положения османских христиан состояла в наличии у них выбора, в какой суд обращаться и по нормам какого права решать те или иные вопросы, в частности вопросы распределения наследства.

Статья посвящена развитию мусульманской общины Республики Татарстан (РТ) в конце 2018 – 2019 г. Ею автор продолжает серию публикаций, исследовавших мусульманское сообщество Татарстана в 2000–2010-е гг. В статье делается вывод, что в РТ в целом сохраняется стабильность в религиозной сфере. Руководство ДУМ РТ ориентируется на собственную версию «традиционного ислама», в которой ключевое место занимают суфизм и матуридитская акида ханафитского мазхаба. В Республике Татарстан, как и во всех других республиках в составе РФ, по мере сокращения объема преподавания титульных языков при необязательности их изучения для школьников повышается роль ислама как в духовной, так и в образовательной и культурной сфeрах. Духовное управление мусульман Республики Татарстан (ДУМ РТ) продолжает сохранять монополию среди мусульманских организаций в РТ. В республике выявляется деятельность представителей запрещенных в Российской Федерации радикальных организаций. Правоохранительные органы ведут с ними активную борьбу, что приводит к ликвидации их ячеек в РТ, арестам, вынесениям приговоров с реальными сроками.

Альтернативными партнерскими финансами Российская Федерация заинтересовалась еще в 90-е годы XX в. Тогда же отдельные банки предприняли первые попытки применения принципов исламского финансирования. Вторая волна инициатив пришлась на период 2008– 2009 гг. — после мирового финансового кризиса, в связи с усилением интереса к 2014 году в условиях осложнения внешнеполитической обстановки и поэтапного введения экономических санкций. Возникла необходимость в привлечении альтернативных источников инвестирования, чем, среди прочего, и оказались исламские финансы. С 1992 года по настоящее время у России накопился определенный опыт взаимодействия с индустрией исламских финансов. В данной статье производится комплексный обзор более чем 25-летней истории развития исламского финансового рынка в России в контексте анализа его проблем и перспектив. После рассмотрения основных положений, понятий, особенностей и принципов работы исламских финансов, а также приведения числовых и географических данных по индустрии автор описывает все инициативы по развитию исламских финансов в России, разделяя их на 4 уровня: международный, федеральный, региональный и индивидуальный. История развития исламского финансового рынка в России представлена в хронологическом порядке с разделением на составляющие индустрии и опыт России по развитию каждой из них — исламского банкинга, исламского страхования и исламского рынка капитала. В завершение дается краткий анализ нынешнего состояния микрорынка исламских финансовых институтов в России и указываются главные перспективы, которые исламские финансы могут ей обеспечить.

В статье исследуются проявления либерального ислама, наблюдаемые в настоящее время в Германии. Поднимается вопрос о том, в какой мере ислам адаптировался к новой среде и ценностям и какие методы и практики предлагаются немецкими мусульманами для того, чтобы исламские традиционные нормы не вступали в конфронтацию с основополагающими западными ценностями. В качестве примеров рассматриваются концепция «евроислама» Бассама Тиби, а также деятельность немецких исламских активисток в лице Сейран Атеш, Рабейи Мюллер и Халимы Краузен.